Наголо обритый Кристоф Вальц играет человека по имени Коэн Лет, который живет в полусгоревшей церкви, а на работе, лихорадочно орудуя джойстиком, занимается «вычислением сущностей». Он наилучший в собственном деле, но желал бы работать дома, так как ожидает звонка, который разъяснит ему смысл жизни. Управление соглашается выполнить просьбу Коэна, ежели он возьмется за подтверждение «теоремы Зеро», сущность которой в том, что никакого смысла в жизни нет. Коэн погружается в безнадежные вычисления. Бог не звонит.
Посреди великих режиссеров, бьющихся над разгадкой высшего смысла, Терри Гиллиам выделяется тем, что, кажется, полностью понимает абсурдность задачки, но от этого не легче. «Теорема Зеро» - фейерверк пустейших парадоксов, парад чудачеств и экстравагантностей, с блеском исполненных еще в известной гиллиамовской «Бразилии» (1985), сходство с которой принуждает рецензентов по привычке именовать новейший кинофильм антиутопией. Хотя от антиутопии тут лишь мысль полного контроля, объект которого по-прежнему небольшой человек, понимаемый как винтик огромного, вхолостую работающего механизма. А вот субъект раздвоился. Ранее это было бюрократическое правительство. Сейчас, разумеется, капитализм как такой, воплощенный в фигуре всесущего Управления (Мэтт Деймон). Но не только лишь. Основная камера слежения в доме-церкви Коэна Лета установлена на распятии заместо отбитой головы Христа, и когда герой в бунтарском порыве лезет за ней с молотком, то обрушивает всю статую. Он не против быть винтиком, просто желает осознать, для чего же этот винтик предназначен. Но заместо ответа получает «теорему Зеро», а во сне его засасывает в черную дыру бессмысленности.
Гиллиам и Вальц лепят не попросту гротескного, но неосуществимого героя, который существует, хотя должен мгновенно лопнуть от внутренних противоречий. Он чувствует себя ничтожеством и мучается манией величия, называя себя не по другому как «мы». Посреди его бессчетных фобий - боязнь замкнутых и открытых пространств, социопатия и ужас одиночества. Таков и весь кинофильм, мыльный пузырь, притворившийся темной дырой. Захламленный трюизмами, выдающими себя за парадоксы, и надутый патетикой, которая пробует сойти за самоиронию.
Но ежели не уподобляться вечно напряженному, задавленному феноменами бытия герою Кристофа Вальца, то от фирменных гиллиамовских фокусов можно получить массу наслаждения. Как в доме Собакевича всякая вещь как будто бы заявляла: «И я Собакевич!», так в «Теореме Зеро» всякая деталь вопиет: «Я из кинофильма Терри Гиллиама!» Разноцветную информацию из компов тут заливают в мед пробирки. Киберсексом занимаются в костюмчике с клоунским колпаком. Аксиому решают, складывая монструозные строения из кубиков-формул в трехмерной програмке. На замусоренной английской улице с нарисованным небом живые рекламы зазывают в церковь Бэтмена-освободителя. А интерьеры напоминают лабораторию средневекового алхимика, соединенную с залом игровых автоматов и присоединенную к вебу.
Может быть, оттого, что эти визионерские трюки знаешь уже практически наперечет, ретрофутуристическая вселенная «Теоремы Зеро» смотрится не пугающе, а комфортно. В особенности когда вкупе с основным героем ее начинают обживать персонажи второго плана - романтичная киберпроститутка (Мелани Тьери) и отпрыск Управления, умнейший подросток-программист Боб (Лукас Хеджес), также виртуальный психотерапевт (Тильда Суинтон) и конкретный начальник Коэна Лета, тоже слегка тронувшийся мозгом опосля пробы решить «теорему Зеро» (Дэвид Тьюлис). В некий момент даже начинает казаться, что смысл жизни по Терри Гиллиаму - завести для себя друзей либо, как говорили в одной картине Алексея Балабанова, «найти собственных и успокоиться». Но нет, так просто Гиллиам выбираться из драматических вопросцев не желает. Как бы было отлично: отключить телефон и играться в крестики-нолики - тоже собственного рода бытие и ничто.
В прокате с 3 июля