Ну да, так бывает. У тебя все плохо. Издавна все плохо - с той секунды, как в дверь в центре праздничка постучались полицейские и сказали, что твой возлюбленный отпрыск умер. Ранее ты был радостным и хорошим человеком. Опосля данной для нас секунды ты стал гнусом, источающим злость и раздражение на все, на все, на все - и сначала на Бога, который для чего-то обрек тебя на эту многомесячную нестерпимую пытку.
А позже ты приходишь в поликлинику, твоего доктора не оказывается на месте, заместо него какая-то дура с наружностью Наташи Царицой, а у данной нам дуры лишь что покончил с собой кот, выбросившись из окна оттого, что не желал больше с нею жить, - и она вне себя от печали, и глядит на результаты твоих анализов - а там аневризма мозга - и, пребывая в ярости, злясь на себя, на кота, на жизнь и, естественно, на Бога, докладывает, что жить для тебя осталось полтора часа. 90 минут. Ровно 90. (Цифра взята с потолка, но девушке плевать - котика ей жаль, а вот пациента - ни капельки, пусть помучается. Пожалеет она о данной нам собственной жестокости позже, минут 10 спустя, но бешеного от смертного кошмара пациента сейчас поди еще поищи.)
Под достаточно бессмысленным русским заглавием «Этим днем в Нью-Йорке» прячется кинофильм Фила Олдена Робинсона «Самый сердитый человек в Бруклине» (The Angriest Man in Brooklyn). По идее, это обязана была быть еще одна бенефисная роль Робина Уильямса, схожая тем, которые он исполнял в «Фото за час» либо «Бессоннице» - картинах начала 2000-х, когда он на короткое время отказался от амплуа комедианта и шута и нежданно показал себя как красивый драматический, катастрофический (вообщем без шуток) актер. Но «Этим днем в Нью-Йорке» оказывается произведением очень легкомысленным и поверхностным. Герой Робина Уильямса, каким бы он ни был отчаявшимся и несчастным, все таки сохраняет в для себя непоколебимую беспечность - даже невзирая на смерть отпрыска, которую, кажется, ни он, ни создатели серьезно не воспринимают, вопреки всем громким катастрофическим декларациям о том, что герою плохо. В этом кинофильме очень трудно поверить в то, что человек пережил реальное несчастье, и очень трудно поверить в то, что он сам правда может умереть. Когда героиня Милы Кунис (парой абзацев выше обозванная Наташей Царицой и родившаяся, кстати, приблизительно в тех же местах, что и Наташа Царица) мечется за ним по всему Нью-Йорку, искренне раскаявшись в том, что сама приговорила его к 90 минуткам жизни, когда Уильямс ссорится с окружающими (сначала с полицейскими), когда он пробует помириться с оставшимся в живых отпрыском, когда пробует ринуться с Бруклинского моста, когда он кидается, когда его откачивают - ну, блин, это все несерьезно.
Ну да, аневризма в мозгу, которая может лопнуть через 90 минут, 90 дней либо 90 лет - но мы все в конце концов умрем, и создатели кинофильма очень отлично о этом знают. Им свойствен некий специфичный нью-йоркский, радостный, обаятельный еврейский цинизм в духе Вуди Аллена. Он в собственном роде великолепен, но, когда ты им полон, вот честно, не стоит браться за кино про человека, который вправду пережил жуткую трагедию и сам готовится к погибели. Ну отчего-то так кажется. Ну, извините - просто вдруг вспоминается Станиславский с его возгласом из 2-ух слов и 6 букв с восклицательным знаком в конце. Вся неувязка в том, что сами создатели никаких трагедий не переживали и ни к какой погибели никогда серьезно не готовились. В том, что аневризма для их - это просто так, игра. Это не страшно, умереть от аневризмы, это ж не рак, никакой боли, быстро, хлоп - и все.
Герой Уильямса (спойлер) в конце концов погибает, и погибель его полна таковой благости, что прямо противно. Его останки высыпают с моста в Гудзон. Туда ему и дорога. Не жаль ни секунды.
Существует избитое выражение про актеров «умирать просто, а смешить трудно» - в том смысле, что комедия куда труднее драмы. Это ересь, естественно. По-настоящему умирать что на сцене, что на экране для актера - это чрезвычайно тяжело. И Робин Уильямс о этом помнил.
А позже запамятовал.
Создатель - особый корреспондент «Комсомольской правды»